Джозеф и не сомневался, что Реннет уважительно относится к королеве, желая лишь одного - помощи со стороны. Той невидимой опоры, помогающей из тени. От чистого сердца. С полной отдачей. Брэнд не знает, как у Трис это получается, однако люди следуют за ней, слушают её, пытаются всеми силами помочь. Похвально. Действительно. Похвально.

У Джо бы так... не получилось? Джозеф ставил себя на место королевы, примеряя на своей голове тяжесть короны. Странное чувство. Представляя всё это, Брэнд сомневался в двух вещах: выбор тропы и, оправдания ожидания других. Упасть лицом в грязь не шибко хотелось. Да и марать ноги, выбрав не ту тропу тоже. Максималист внутри хотел идеальных результатов. Лучшего выбора. Лучшего решения. Идеального правления. Чтобы свет горел ярче. Чтобы люди ликовали громче. Он понимал, что такого не бывает, поэтому приходил к банальному выводу, что он недостоин. Больше всего он боялся не оправдать своих ожиданий. Окружающие да. Они смотрят на тебя. Анализируют. Осуждают или восхваляют. Но. В конечно итоге живешь ты сам на сам, а не со всей этой толпой. Если внутри произойдет междоусобная война - дело закончится плачевно.

Именно по этой причине он понимающе прикрыл глаза, склонив голову в полном согласии с её словами. Как-то дополнять их или критиковать не было смысла. Джо был согласен с каждым сказанным словом, остальное лишь небольшие отклонения, которые ну никак не поменяют общего смысла.

То, как сходились их мысли - пугало. По доброму. Без какого-либо отчуждения или негодования. Честно признаться Джозефу нравилось это. Найдя человека, который думает так же, как ты - прекрасно. Тебе нет нужды объяснять свою точку зрения. Нет нужды распинаться и разжёвывать всё до однородной массы. Можно легкой найти точки соприкосновения и сделать их целым пластом. Крепким и надежным. Она говорила о мире, который находится за стенами приюта. Жестокий и беспощадный. Прогнивший до своего основания, что сам уже не мог скрывать этого. За жизнь приходиться бороться. Никто не поможет просто так. Никто не спасет и, никто не услышит, если ты взвоешь о помощи. Если даже Бог закрыл на всё это глаза, то почему обычный человек, "его творение", должно отличаться от создателя. Правильно. Не должно. Люди сами поворачивают руль своего корабля, направляя его к светлому будущему или обрывистому склону.

- Убей или будешь убит.

Сухая фраза, как описание всего того, что сказала Рен-Клод. Животный мир в каменных джунглях самый суровый и беспощадный. "Значит... необходимость". В восьмидесяти процентах Брэнд думал точно также и, лишь в двадцати, допускал совсем иные мысли. Привычка. Бегство. Страх. Коварство. Поставить одну единственную точку и сказать, что данная мысль - стопроцентная - невозможно. Аргументы разрушались от натиска. Какие-то сразу, как появились, а какие-то спустя определенное время. К великому сожалению с этим не угадаешь. Тут тебе не карты таро, где все нарисовано на картонной бумаге семь на четыре сантиметра.

Прокручивая все вышеуказанное в голове, Джозеф пытался понять, почему он захотел её поцеловать до такой степени, что изъявил это желание открыто, прямо в лицо. Их идентичный образ мышления. Уединение. Церковная атмосфера. Богохульство. Игра. Причин было много. Они по крупицам собирались в голове, найдя свою кульминацию в неординарном решении. Точнее желании.

Моро согласилась. Неуверенно. Это "может" звучало, как перепутье. Одна половина согласилась, а вторую терзали сомнения. Зубы соприкоснулись, издав тихий: клац. Воспользовавшись своей силой, Брэнд раздвинул стулья по разные стороны, открывая ему проход к Реннет. Скрепя, нарушая целостность ряда, стулья разъехались, прижимаясь друг к другу и немного выезжая на проход.

Сделав шаг, сокращая дистанцию, он медленно протянул руку, пропуская её по краю грубой ткани плаща, касаясь её предплечья. Сначала аккуратно, подушечками пальцев, после чего решительней, обхватывая тонкую руку, закрывая пальцы в замок. Бархатная на ощупь кожа податливо реагировала, подрагивая от прикосновений. Притянув Рен к себе, не касаясь её лица, Джозеф продержал лишь секундную паузу, прежде, чем губы соприкоснулись. Поцелуй не был сумбурным или жадным. Нежный и размеренный. Не хотелось казаться грубым, но пальцы продолжали держать её руку. Не хотелось казаться жадным, но поцелуй не был кратким.

- Можно ли это считать за искупление грехов? - Говорит он разрывая поцелуй, вдыхая воздух, но не отстраняясь слишком далеко.

в личку по требованию.

Всю дорогу от дома подруги я чувствую на себе тяжелый пристальный взгляд, от которого волосы на затылке встают дыбом, а вампиры уже не кажутся чем-то действительно страшным. Я кутаюсь в утепленное пальто, постоянно оглядываясь по сторонам и прислушиваясь к каждому шороху, сильнее сжимая в руке ремешок сумки, словно ее содержимое может меня защитить. Начинаю думать, что мы совершили огромную ошибку, потому что даже не попытались завершить ритуал, пусть он и показался нам неудачным, мы все равно должны были закрыть врата в наш мир. Что, если ритуал сработал, и мы действительно кого-то призвали, а после развязали ему руки своими же действиями. Может быть информация в описании была неполной, а мы что-то сделали неправильно? В этот момент мне отчаянно хочется верить в существование высшего существа, которое могло бы меня защитить, поэтому я повторяю в голове все известные мне молитвы, пока тихо открываю дверь родного дома и крадучись поднимаюсь по рассохшимся ступенькам, которые в любой момент могут выдать меня оглушительным в полной тишине ступенькам. Я прислушиваюсь к каждому звуку в заснувшем доме, отчаянно пытаясь никого не разбудить. Тихонько прикрыв за собой дверь своей комнаты, я позволяю себе расслабленно выдохнуть и на мгновение прикрыть глаза. Теперь необходимо только скрыть улики, а днем избавиться от них по пути из школы. В родных и унылых стенах моей комнаты, страхи на мгновение отступили. Что за глупость я успела себе надумать? Этот ритуал изначально был чьей-то шуткой, не более того. Кто-то наверняка от души повеселился, составляя бредовые строки на псевдолатыни и последовательность действий, а мы глупо повелись на этот розыгрыш.

Оказавшись в своей комнате, встряхиваю волосами, после медленно переодеваясь в пижаму, состоящую из мешковатых штанов и свободной футболки, надеясь, что этот день как можно скорее закончится. Но в следующий момент слышу за дверью скрип половиц на лестнице, в следующий же момент ныряя под одеяло в поисках защиты. Как глупо, словно одеяло может по-настоящему защитить меня от сверхъестественных существ. Радует лишь одно, наверное, вампир не сможет зайти в наш дом, не получив добровольное приглашение, а отец скорее удавится, чем пустит вампира в дом. Но что, если существует кто-то выше и сильнее вампиров? Кто-то кого я могла разозлить и чье внимание привлекла?

Словно в ответ на мои мысли, заскрипела половица около моей кровати, а после раздался громкий грохот. Судя по шелесту бумаги, в стену влетела, а после упала на пол одна из Библий. Вздрагиваю, с силой прикусывая нижнюю губу, сдерживая крик. Отче наш, сущий на небесах! Снова начинаю молиться, чувствуя запах дыма в комнате, удивляясь, почему отец еще не выбил дверь в мою комнату, и лишь потом понимаю, слышать и чувствовать должна только я. Да святится имя Твое; да приидет Царствие Твое; На какое-то время воцаряется тишина, но я лишь прижимаю кулаки к груди, крепко зажмуриваясь. Как в детстве. Не вижу - не существует.

Глупая-глупая Джессика. Как жаль, что эта мантра не работает. Зло уже нашло тебя. И теперь не отпустит.

Сердце громко и быстро стучит в груди, выдавая меня с потрохами. А со следующим биением сердца, моя комната словно оказывается в эпицентре землетрясения - все предметы падают со своих мест, многие из них сразу же разбиваются, заставляя меня возобновить молитву. Да будет воля Твоя и на земле, как на небе; исступленно неустанно бормочу я, перекрестившись три раза. Словно в насмешку над священным словом, одеяло слетает с моего тела, врезаясь в стену и медленно сползая на пол, а лампа на тумбочке несколько раз моргает. И прежде, чем я успеваю по настоящему испугаться, вижу силуэт высокого мужчины около своей кровати. Медленно скольжу взглядом по его телу вверх, наконец, останавливаясь на его ангельски красивом лице. Впрочем, я ошибаюсь, его красота демоническая. Осознание медленно накрывает меня, мешая выдавить из себя хоть слово. Ритуал удался.

- Ты.. ты пришел, - вместо мольбы о пощаде или любой другой адекватной реакции, какой угодно, кроме радости, иррационально выдыхаю я, безрезультатно пытаясь подавить надежду в голосе. Неужели.. мое желание еще может сбыться? Практически вскакиваю, садясь на постели на коленях, все еще смотря на демона чуть задрав голову. Он невероятно высокий даже для меня. Страх постепенно уступает место предвкушению.

[indent]Горько усмехается он, слыша речи ее. Что может он сказать в ответ на ее вопрос? Что отец велел не помогать ему и всячески препятствовать его попыткам выбраться на поверхность, не объяснив причин своего приказа?
[indent]Поверил бы Загрей в то, что отец заботился о нем лишь и не пускал в мир живых, страшась за его жизнь, но тот ничего подобного не говорил. Приказывал. Гневался. Винил. Ставил на место. Но ни словом не обмолвился о том, что сей мир не примет его… что подниматься под небо голубое для него опасно… что не ждет его здесь ничего хорошего.
[indent]— Он запретил всем оказывать мне помощь. Никто не пришел бы со мной, даже если бы я кого-то позвал… и даже если бы я знал, что это будет необходимо.
[indent]Что же произошло? Сей вопрос вертится у него среди всех прочих мыслей, а ответа на него он не находит, только еще больше непонимания. Почему мать ушла? Почему отец молчал? Почему никто не говорил ему ни слова о том, что он должен был быть мертв? И умирал ли он по-настоящему, или же то было проявление его способности возрождаться после смерти?
[indent]Лишь больше вопросов хочет задать он, но все они затихают, стоит услыхать голос матери, вопрошающей о том, неужели Аид поступил с ней так.
[indent]Не находится Загрей с ответом. Теряется, не зная, с чего именно стоит рассказ начать, и молчит, пока мать медленно приближается к нему и разглядывает. Так близко… На мгновение он задерживает дыхание, не позволяя своему желанию обнять ее взять над собою верх. Хочется узнать, каковы объятия матери, насколько теплы и мягки, но против ее воли они обретут лишь вкус раздражения и отчужденности с ее стороны.
[indent]Идет следом за ней он вместо того, чтобы потакать собственным горячим порывам, но останавливается, когда она подтверждает, что именно по данной причине она ушла. Но он же бог! Как он мог умереть так, чтобы она поверила в его окончательную смерть? Это отказывается укладываться в голове, покуда он не заставляет вспомнить себя о том, что и боги далеко не бессмертны, и их все же можно убить, коли верный способ найдется…
[indent]Вздыхает он, а затем проходит в жилище, присаживаясь напротив матери, и внимательным взглядом смотрит на нее, словно ища нечто остро необходимое в чертах ее прекрасного и юного лица. И с шоком выслушивает новые ее слова.
[indent]Сестра младшая умерла?
[indent]Мелиноя?
[indent]Нет, невозможно. Но слышатся в речах матери искренность и боль, засевшая глубоко, и Загрей непонимающе смотрит, не зная, что сказать и как реагировать. Все становится столь запутанно… Хотя всего-то и нужно объяснить все и доказать правду.
[indent]— Нам не говорили, почему тебя с нами рядом не было, — тихо заговаривает он, опуская взгляд и уводя его в сторону цветущего сада. — Я не слышал ни единого слова о тебе ни от отца, ни от других. Раньше я не задавался такими вопросами, только… таил злую обиду на тебя, но это было очень давно. Мне однажды просто стало интересно то, какая ты, где была все это время, почему ушла… Потому я начал тебя искать. И то, что отец препятствовал мне, лишь усиливало мою решимость.
[indent]Вновь он смотрит на мать, собираясь с духом.
[indent]— Мелиноя, моя младшая сестра, жива, — на миг мягко улыбается, вспоминая ее лик, но тут же мрачнеет и хмурится, пытаясь уложить все в одну картину. — Но почему ты думала, что она… что мы мертвы? С нами случилось что-то страшное?
[indent]Если и так, то он ничего не помнит. И он уверен, что Мелиноя тоже, иначе бы это давно стало ему известно.
[indent]Почему он узнает о чем-то подобном только здесь и сейчас? Почему отец упорно хранил тайну и от них, и от жены? Почему позволил им злиться и обижаться на нее?..
[indent]Он прячет лицо свое в ладонях, но только на краткую секунду, так как почти сразу же же поднимает голову и внимательно смотрит в глаза матери.
[indent]Аид, царь мира мертвых… Отец так легко мог отыскать их мать, вернуть домой, рассказать, что они нуждаются в ней, в ее материнской заботе и тепле… Мог найти ее быстрее, чем это получилось у него. Всего-то нужно было разослать своих многочисленных слуг по всему свету и заставить их перерыть каждый укромный уголок в мире. Но этого он не сделал.
[indent]Загрей крепко сжимает губы, осознавая это и чувствуя жгучую обиду на него, которая комом подступает к горлу. У отца, вероятно, были на все причины, но он хотел бы их услышать… Но не услышит, ведь Аид, повелитель подземного царства, не извиняется и не объясняется ни перед кем.
[indent]— У меня столько к нему вопросов. И к тебе…

— Я возвращаюсь и нахожу тебя на этом же месте, — Лив слегка прищуривается, невежливо тыкая в развалившегося около костра Локи пальцем. Она уже успела уяснить, что рыжего нельзя оставлять без присмотра, но желание смыть с себя долгую дорогу и встречу с парочкой не очень приветливых обитателей окраины Асгарда пересиливало здравый смысл. Улль сказал, что как раз неподалеку от места их привала располагается небольшое озеро, и свежеиспеченная валькирия просто никак не могла это проигнорировать. О купели в обители Ванадис оставалось только мечтать, но даже такой возможностью она не могла пренебрегать. Да и постирать одолженную у богини одежду не помешало бы. Кто знает, когда еще предоставится такая возможность.

— Локи, я серьезно, — для пущей убедительности девушка упирает руки в бока и слегка склоняет голову к плечу, смотря на плута без тени улыбки, сведя брови к переносице, — я быстро, не скучай, — на всякий случай смерив бога огня предупреждающим взглядом, Лив подхватывает с земли свою сумку, — и во имя всех богов, не найди себе... приключений... по крайней мере, пока меня нет, — после чего скрывается в тени деревьев, четко следуя указаниям лучника, не отказывая себе в удовольствии вдохнуть полной грудью опьяняющий лесной воздух. Пожалуй, она впервые оказывается наедине с самой собой с момента попадания в тело Локи пару недель назад. Или сколько там прошло, несколько дней? месяц? Время в Асгарде ставило её в тупик. Сориентироваться, сколько на самом деле прошло времени в новом мире было тяжело. Но на удивление, адаптировалась девушка быстро, словно была рождена для такой жизни. Быть постоянно начеку, сжимать в руке рукоять меча, неустанно скользить взглядом по окрестностям, ожидая быстрой атаки — ее тело буквально только и ждало команды атаковать, действовало автоматически, когда того требовала ситуация. Она даже не находила в себе сил удивляться или пугаться тому, с чем ей приходилось сталкиваться.

Они остановились на очередной привал на крайне уютной, если можно так сказать, опушке, вдали от основной дороги, потому что припасы подходили к концу. После недолгих споров было решено, что в город отправятся Сагр и Лиод, используя при этом разные дороги, чтобы не вызывать подозрений. Улль должен был разведать ближайший путь, а также раздобыть немного дичи, чтобы пополнить их запасы. В итоге, присматривать за Локи осталась Лив, которая по единогласному мнению считалась единственной, кто мог хоть как-то повлиять на рыжеволосого. К своей чести, блондинка умудрилась не покраснеть и даже не подавиться водой, выдавая себя с потрохами, после того, как Сагр озвучил эту мысль. Она лишь кашлянула и кивнула, махнув рукой, мол "да, без проблем, я справлюсь", пытаясь скрыть тот факт, что оставаться наедине с рыжеволосым плутом было выше ее сил. После того поцелуя, они так нормально и не поговорили, а Лив не знала, что ей думать. Отчасти поэтому, стоило их спутникам скрыться с глаз, также поспешила найти себе занятие максимально отдаленное от бога огня.

Улль не солгал, буквально через сотню шагов, может быть чуть больше, Лив вышла к берегу озерца, которое на самом деле тянуло максимум на звание большого пруда. Скинув на землю свою сумку, девушка с наслаждением потянулась, после несколько нервно оглядываясь и прислушиваясь. Они остановились на привал не так далеко от озерца, поэтому Лив рассчитывала, что услышит, если Локи ввяжется в очередную авантюру. Валькирия не могла не замечать изменений в своем теле, которые происходили с ней, чем дольше она находилась в Асгарде — она неоспоримо стала сильнее и выносливее, ее зрение теперь было еще более острым, как и слух вкупе с рефлексами и прежде тренированного тела. Выдохнув, начинает раздеваться, решив в первую очередь застирать пятна крови на одолженном платье. Пожалуй, стоило все же позволить Локи наколдовать ей новую одежду, но прошлый опыт остановил девушку, не позволив плуту поиграть с ней в очередной раз.

Оставшись в просторной рубахе, подходит к берегу, начиная стирать уже свое платье. Лив очень сильно сомневалась, что Ванадис примет обратно предмет гардероба, учитывая, как они расстались. Валькирия не собиралась обижать богиню или проявлять неуважение к ее гостеприимству, но не понимала, почему та отреагировала настолько эмоционально. Ничего такого они с Локи не сделали. Фыркнув и мысленно закатив глаза при воспоминании о реакции Ванадис, Лив осторожно сделала шаг вперед, погружаясь в озеро. Вода была приятно прохладной, но даже это не могло бы остановить девушку, смыть с себя кровь хотелось до чесотки. Сделав глубокий вдох, она погружается полностью под воду, путаясь пальцами в своих волосах, после выныривая...

Но не успевает она сделать нормальный вдох или еще как-то отреагировать, как сверху на нее падает.. кто-то. Ругательства захлебываются в горле валькирии, которая против воли щедро хлебнула воды из озера, пытаясь оттолкнуть от себя свалившегося буквально ей на голову мужчину. Валькирия хмурится, скрещивает руки на груди, осознавая, что намокшая нижняя рубашка просвечивает, демонстрируя незнакомцу буквально все. Через несколько неловких мгновений, Лив выбирается на берег, не сводя взгляда с появившегося мужчины. Все ее естество требует призвать меч, но тем не менее, девушка этого не делает, не ощущая прямой угрозы для себя.

— Ты кто? — выпаливает валькирия, делая осторожный шаг назад, — Так, стоп, что сработало? — девушка невольно прищуривается, предполагая, что один хорошо знакомый ей бог все же решил подшутить над ней, — Спасибо, конечно, но кто ты? — она осторожно осматривается, ожидая увидеть среди стволов деревьев яркий всполох огненного оттенка. Ему ведь надо быть рядом, чтобы иллюзию поддерживать, верно?

— Локи, мне не смешно! — громко вскрикивает, ожидая в первую очередь шутки от того, кто не покидает ее мысли, предполагая, что он мог проследить за ней.

[indent]После с трудом завоеванной победы над Писадейрой, которая стоила Саре сотрясения мозга и нового шрама на плече, Сентфор словно затаился, но девушка не могла позволить себе расслабиться, гадая, какие еще сюрпризы приготовил для нее этот тихий с виду городок. Первые пару недель ее мучили бесконечные кошмары, а сама она вздрагивала буквально от каждой тени, которые казались ей живыми. Но постепенно страх отступал под натиском обычной жизни - О'Нил погрузилась в школьную жизнь, так что плохие оценки стали ее самой большой проблемой, ведь все свое свободное время девушка посвящала своему парню, который совершенно бесстыдным образом воровал ее на каждой перемене и сразу после окончания уроков, увозя или на их излюбленную полянку, если позволяла погода, или в казино к Драконам, где Вишня учил Сару играть в покер, а сам Майкл решал свои загадочные драконьи дела. Несмотря на полное доверие между ними, Сара не лезла к Тёрнеру в душу и не требовала, чтобы он посвящал ее во все, чем занимается, в свою очередь скрывая от него значительную часть того, что пережила на том кладбище и чуть ранее. О'Нил считала, что таким образом защищает парня, как бы забавно это не звучало, учитывая, что капитан школьной команды по футболу превосходил ее габаритами раза в два, если не больше, и в принципе был старше.

[indent]К счастью, родителям в целом и матери в частности всегда было плевать на ее успеваемость, лишь бы к директору не вызывали, а в последнее время и подавно, Элизабет О'Нил словно летала в облаках, ведь Купидон пронзил и ее разбитое поступком отца сердце. В глубине души Сара была рада за маму, ведь даже с таким зрением, как у Бобби, было заметно, насколько женщина расцветала каждый раз, когда встречалась взглядом с шерифом Никсоном. О том, к чему могут привести эти переглядывания, если отношения будут развиваться и дальше, О'Нил старалась не задумываться, живя здесь и сейчас. Она была даже рада, что мать не досаждает ей с гиперопекой после выписки из больницы.

[indent]Постепенно, жизнь пришла в относительное подобие нормы. Кэнди после сеансов у психолога стала выглядеть значительно спокойнее и уравновешеннее, стала реже дергаться от громких звуков. Иногда Сара думала, что ей и самой не помешало бы сходить к доктору, но ей было достаточно теплых и надежных объятий Майкла, который в последнее время стал более тактильным, чаще беря ее за руку и переплетая их пальцы. Подкрадываться же со спины и подхватывать ее на руки, О'Нил Тёрнера отучила, после того как пару раз весьма ощутимо въехала ему в живот. И чуть ниже. С тех пор Майкл старался подходить к ней так, чтобы быть в зоне видимости хотя бы периферического зрения.

[indent]Грандиозные планы на пятницу в виде ночевки в доме Тёрнеров с кино-марафоном "Звездных войн" [честное слово, Сара думала, что Майкла хватил удар, когда он услышал, что она не видела ни одной части] и пиццей полетели в тартарары из-за незапланированной тренировки, которая разумеется не могла быть проведена без капитана. Чемпионат штата был сдвинут из-за приближающейся Олимпиады, поэтому тренер сборной сентфорской школы решил добавить еще одну в расписание футболистов. Зная, как важно для Майкла было выложиться на все сто процентов и получить стипендию, Сара сильно не ворчала, во всем поддерживая своего чемпиона. Правда, оторваться от любимых губ было вдвойне сложнее каждый раз. Вот и сейчас крепкое тело парня, уже полностью облаченного в форму за исключением шлема, который он держал в руке, прижимало ее к трибунам, пока их не прервал грозный окрик мистера Джонсона, главного тренера.
- ТЁРНЕР! - тот на мгновение прервал поцелуй, но тут же снова прильнул к Саре, вызывая у нее довольную улыбку, - ПЯТЬ ШТРАФНЫХ КРУГОВ, ЕСЛИ ЧЕРЕЗ МИНУТУ ТЫ НЕ БУДЕШЬ НА ПОЛЕ! - О'Нил со смехом со всей силы упирается в грудь самого юного из драконов, уворачиваясь от его попытки снова поцеловать ее.
- Беги, чемпион, - девушка проводит ладонью по гладко выбритой щеке, нежно улыбаясь, - Я буду на трибунах, - в конце концов, у них впереди все выходные, чтобы восстановить пробелы в знаниях о том, что происходит в далекой-далекой галактике. Майкл тяжело вздыхает, но все же отрывается от девушки, успев коварно украсть еще один короткий поцелуй, и спешит присоединиться к остальной команде, которые уже начали разминку. Сара смеется, качая головой и думая, какой же он иногда идиот, поднимаясь на третий рад, устраиваясь с самого края. Не считая ее и еще нескольких девушек игроков, трибуны были пусты. Ничего удивительного, учитывая то, что уроки давно закончились, а погода уже начала портиться, угрожая ливнем в ближайшие часы. Застегивая бомбер Тёрнера, отвоеванный в честном бою, до самого подбородка, девушка натягивает рукава повыше, вдыхая полные легкие неповторимого запаха любимого человека. Себе она не боялась признаться, что самый популярный парень школы может смело добавлять ее имя в свой список завоеванных сердец. Находя взглядом фигуру Тёрнера, который в данный момент влился в игру и уже раздавал указания другим игрокам, девушка улыбается. Сара была далека от американского футбола, поэтому даже не пыталась запомнить и вникнуть в правила, которые ей упрямо пытался донести Майкл, а лишь получала эстетическое удовольствие, наблюдая за своим парнем на поле. Несмотря на то, что все игроки отличались внушительными габаритами, и к тому же их лица были скрыты шлемами, своего она всегда находила безошибочно.

[indent]Погрузившись в мечты о прекрасном вечере только вдвоем [ладно, втроем, Бобби, очевидно, тоже к ним присоединится, отвлекаясь от своих любимых растений] Сара едва не пропустила сообщение от Дерека [кстати, надо будет спросить, не хочет ли он тоже составить им компанию]. Повторный звуковой сигнал и вибрация все же привлекли ее внимание. Брови О'Нил невольно поползли вверх, когда она стала вчитываться в строчки. Быстро забегав пальцами по клавишам, она уточнила, где сейчас находится Никсон, после оглядываясь на поле. Судя по всему, в ближайшее время тренировка заканчиваться не планирует, она быстро сбежала вниз с трибун, убедившись, что Майкл сейчас полностью погружен в стратегию игры. Даже, если он вдруг заметит ее отсутствие, Сара скажет, что отбегала в туалет.

[indent]Выходя с территории стадиона, О'Нил уворачивается от выезжающей с парковки машины и невольно хмурится. Что-то не сходится. Ускоряет шаг, практически подбегая к другу, она слегка ударяет его в плечо, привлекая внимание.

[indent]- Дерек! - пытается отдышаться, махнув рукой куда-то себе за спину, вспоминая, кого видела за рулем автомобиля, - А какая машина у физика? - меж бровей залегает глубокая складка, когда девушка оглядывается на школу и поднимает голову, пытаясь просчитать, не видно ли от входа окон кабинета физики.

Всю дорогу от дома подруги я чувствую на себе тяжелый пристальный взгляд, от которого волосы на затылке встают дыбом, а вампиры уже не кажутся чем-то действительно страшным. Я кутаюсь в утепленное пальто, постоянно оглядываясь по сторонам и прислушиваясь к каждому шороху, сильнее сжимая в руке ремешок сумки, словно ее содержимое может меня защитить. Начинаю думать, что мы совершили огромную ошибку, потому что даже не попытались завершить ритуал, пусть он и показался нам неудачным, мы все равно должны были закрыть врата в наш мир. Что, если ритуал сработал, и мы действительно кого-то призвали, а после развязали ему руки своими же действиями. Может быть информация в описании была неполной, а мы что-то сделали неправильно? В этот момент мне отчаянно хочется верить в существование высшего существа, которое могло бы меня защитить, поэтому я повторяю в голове все известные мне молитвы, пока тихо открываю дверь родного дома и крадучись поднимаюсь по рассохшимся ступенькам, которые в любой момент могут выдать меня оглушительным в полной тишине ступенькам. Я прислушиваюсь к каждому звуку в заснувшем доме, отчаянно пытаясь никого не разбудить. Тихонько прикрыв за собой дверь своей комнаты, я позволяю себе расслабленно выдохнуть и на мгновение прикрыть глаза. Теперь необходимо только скрыть улики, а днем избавиться от них по пути из школы. В родных и унылых стенах моей комнаты, страхи на мгновение отступили. Что за глупость я успела себе надумать? Этот ритуал изначально был чьей-то шуткой, не более того. Кто-то наверняка от души повеселился, составляя бредовые строки на псевдолатыни и последовательность действий, а мы глупо повелись на этот розыгрыш.

Оказавшись в своей комнате, встряхиваю волосами, после медленно переодеваясь в пижаму, состоящую из мешковатых штанов и свободной футболки, надеясь, что этот день как можно скорее закончится. Но в следующий момент слышу за дверью скрип половиц на лестнице, в следующий же момент ныряя под одеяло в поисках защиты. Как глупо, словно одеяло может по-настоящему защитить меня от сверхъестественных существ. Радует лишь одно, наверное, вампир не сможет зайти в наш дом, не получив добровольное приглашение, а отец скорее удавится, чем пустит вампира в дом. Но что, если существует кто-то выше и сильнее вампиров? Кто-то кого я могла разозлить и чье внимание привлекла?

Словно в ответ на мои мысли, заскрипела половица около моей кровати, а после раздался громкий грохот. Судя по шелесту бумаги, в стену влетела, а после упала на пол одна из Библий. Вздрагиваю, с силой прикусывая нижнюю губу, сдерживая крик. Отче наш, сущий на небесах! Снова начинаю молиться, чувствуя запах дыма в комнате, удивляясь, почему отец еще не выбил дверь в мою комнату, и лишь потом понимаю, слышать и чувствовать должна только я. Да святится имя Твое; да приидет Царствие Твое; На какое-то время воцаряется тишина, но я лишь прижимаю кулаки к груди, крепко зажмуриваясь. Как в детстве. Не вижу — не существует.

Глупая-глупая Джессика. Как жаль, что эта мантра не работает. Зло уже нашло тебя. И теперь не отпустит.

Сердце громко и быстро стучит в груди, выдавая меня с потрохами. А со следующим биением сердца, моя комната словно оказывается в эпицентре землетрясения — все предметы падают со своих мест, многие из них сразу же разбиваются, заставляя меня возобновить молитву. Да будет воля Твоя и на земле, как на небе; исступленно неустанно бормочу я, перекрестившись три раза. Словно в насмешку над священным словом, одеяло слетает с моего тела, врезаясь в стену и медленно сползая на пол, а лампа на тумбочке несколько раз моргает. И прежде, чем я успеваю по настоящему испугаться, вижу силуэт высокого мужчины около своей кровати. Медленно скольжу взглядом по его телу вверх, наконец, останавливаясь на его ангельски красивом лице. Впрочем, я ошибаюсь, его красота демоническая. Осознание медленно накрывает меня, мешая выдавить из себя хоть слово. Ритуал удался.

— Ты.. ты пришел, — вместо мольбы о пощаде или любой другой адекватной реакции, какой угодно, кроме радости, иррационально выдыхаю я, безрезультатно пытаясь подавить надежду в голосе. Неужели.. мое желание еще может сбыться? Практически вскакиваю, садясь на постели на коленях, все еще смотря на демона чуть задрав голову. Он невероятно высокий даже для меня. Страх постепенно уступает место предвкушению.

Переезд — это всегда утомительно.

И совершенно неважно, идет ли речь о квартире/доме, или может быть даже переезде в другой город/штат/страну или... Землю. Брайс бы и сама хотела, что ее мир был несколько проще, да что там, намного проще. Хотела бы не носить на плечах тяжелый плащ и скрывать свое лицо за маской Летучей Мыши. Уэйн хотела бы ошибаться в своих прогнозах, хотела бы вести жизнь обычной девушки — черт возьми, она отдала бы все свои деньги не раздумывая, если бы это было возможно. Встречаться с парнями, сплетничать с подругами, ходить по магазинам/кафе/кино, отучиться в колледже, найти работу, встретить нужного человека, выйти замуж, родить двух или трех детей — какой там стандартный сценарий мелодрам и фильмов про любовь? Может быть немного драм и проблем в самом начале — завистливая подруга или чуть менее успешная сокурсница, которая по закону жанра должна вставлять ей палки в колеса. Но в конце все должно быть хорошо. Это закон.

Чёрта с два. Так бывает только в книжках и в слезливых фильмах.

Жизнь Брайс Уйэн была идеальной и оборвалась из-за пистолетного выстрела в переулке около самого старого в городе кинотеатра, куда неизменно раз в месяц ходили чета Уэйн вместе с их малолетней дочерью, пока однажды милую семейную традицию не прервал опустившийся на самое дно обычный и отчаявшийся грабитель. Ему было нечего терять, зато Брайс в тот день потеряла все. Ей не светил детский дом исключительно из-за влияния, которое оказывали ее родители на город и из-за завещания, согласно которому опекуншей девочки становилась ее гувернантка. Первые полгода она помнит очень смутно, погруженная в пучину своего отчаяния, из которой ее вытащила Астрид, которая беспрекословно заявила, что очень уважает и разделяет ее горе, но не допустит, чтобы девочка погубила себя. Постепенно, при поддержке единственного близкого человека, но жизнь вновь обрела некоторое подобие нормы, хотя ростки тьмы уже пустили свои корни в душе Брайс. Она стала более жестокой и отстраненной по отношению к враждебному ей миру. Многие бывшие партнеры ее отца пытались отнять у нее корпорацию, получить в свои руки пакет акций, который все еще был в руках единственной дочери Уэйнов. К счастью, Астрид довольно успешно отражала их атаки до совершеннолетия девушки, а там она, с четырнадцати лет изучавшая право и юриспруденцию, смогла успешно дать им всем от ворот поворот. Брайс не желала отдавать семейное дело в чужие руки, поэтому быстро освоилась, а к двадцати годам и вовсе приумножила свой доход. Свое призвание же наследница четы Уэйн нашла  на ночных улицах Готэма, зачищая город под маской Черного рыцаря на пару со своим Котом. И в какой-то мере, она была счастлива.

Пока через год весь привычный ей мир был уничтожен, просто стерт безжалостной стихией. И именно тогда Брайс окончательно сломалась, не в силах пережить потерю любимого человека и их ребенка, который только начал развиваться в ее животе. Она возненавидела атлантов всей душой в тот момент, но судьба приготовила для нее очередную насмешку, стоило ей позже переступить порог тронного зала другой Атлантиды и заглянуть в глаза их королю. Именно тогда Утопленница поняла, что беспощадно тонет, в полной мере ощущая давление огромной массы воды над головой. Тогда ей удалось сохранить лицо, но признать всю искренность и глубине вспыхнувших чувств пока не находила в себе сил.

Брайс встряхивает волосами, отгоняя наваждение. Прошлое должно остаться в прошлом. Она не сможет выполнить то, что должна, если будет себя жалеть. Прошло всего лишь несколько недель, с тех пор, как который смеется помог ей перейти на другую Землю. Более здоровую, более живую. Все здесь казалось до жути знакомым, но в то же время было чужим. Иногда Уэйн казалось, что она сходит с ума, видя себя/его по телевизору или читая про себя/него в газетах. Перед ней открывались невероятные перспективы, оставалось понять, как их использовать.

На удивление, атланты приняли ее достаточно радушно, поверив в сочиненную на скорую руку историю. Если бы ее судьба сложилась иначе, Брайс нашла бы свое призвание на театральных подмостках определенно. Ей сочувствовали, старались поддержать, некоторые даже лично подходили со словами утешения, а Уэйн с трудом сдерживала собственное ликование, пытаясь все же следовать своему плану, правда с каждым прожитым в Атлантиде днем понимала, что ее шансы на успешный исход стремятся к минусу, но все же еще не опускала руки. Ненависть к атлантам так никуда и не делась, но чем больше она узнавала подводный народец, тем больше сомнений у нее возникало. На этой Земле на суше ей не было место, она не могла заявить о себе, ведь ниша Темного рыцаря была прочно занята ее двойником, так может быть, стоит присоединиться к другой стороне? Орм отличался от Аквавумен с ее Земли. От тяжелых размышлений, Брайс отвлекает движение за ее спиной. Ее уединение в садах около дворца было нарушено. Расправляя плечи и нацепляя на лицо привычную скорбную и скромную маску, она разворачивается к своей гостье.

— Ваше Высочество, — почтительно улыбается и склоняет голову в поклоне, приветствуя принцессу Меру, нареченную невесту короля. Что-то темное и злобное в глубине души, поднимает голову и принюхивается, держа нос против подводного течения. Чтобы ее план воплотился в жизнь, соперницу необходимо ликвидировать, но действовать надо аккуратно, так чтобы не спровоцировать войну с королевством Нерея. Поэтому Брайс улыбается более приветливо, равняясь с принцессой, не спеша начинать разговор.

Scary Kids Scaring Kids — Watch Me Bleed

Тренировки по четвергам начинались в девять утра, а Корнелия начинала свой день с водки со льдом. Проснулась она задолго до скрипичной партии моцартовской ре мажорной сонаты будильника, и долго лежала в холодной постели, под жемчужными шёлковыми простынями — изучала гипсовую лепнину на потолке, чистое рококо, в духе Растрелли. Картуши по углам и ормушли где ни попадя окрашивались в грязно-серый цвет, пока остроконечные листья пандануса щекотали лоб. В периоды, когда Корнелия нервничала, цветы впадали в бурную ярость и росли по секундам, достигая гигантских размеров. Корнелия морщилась; её мучило похмелье после вчерашней вечеринке в Хитерфилдской галерее современного искусства, на которой так яростно настаивал агент, и головная боль, вечная четверговая гостья, перед показательными закрытыми катаниями — на трибунах должны были собраться болеющие за своих чад мамаши, готовые грызть друг другу глотки зубами и языками, коучи из школ фигурного катания, присматривающие юных кандидаток, и просто своры родственников, неизменно таскающих с собою ланчбоксы. Корнелию ждали долгие бесконечные разговоры, касающиеся таланта и выправки будущих чемпионок, рыбьи, пустые глаза матерей, требования, вопросы, попытки шантажа и взяток, а после — звонки Кармен, требующей и умоляющей Корнелию не пропускать открытие рыбного ресторана на Дадли Авеню. На самом деле, Корнелии всё равно — Питер уехал, и одним напоминанием о нём в квартире остаётся удушающий аромат дезодоранта от «Armani» и записка, прикреплённая к дверце холодильника — «дело затягивается, вылетаю в Айову, буду через два дня, люблю, целую». Корнелия раздражается от записки ещё сильнее, и с силой открывает дверцу морозилки — она бы с удовольствием выпила что полегче, но для «белого русского» сливок нет, а тащиться в магазин за соком, ради тошнотворной «отвёртки», она не собирается.

Слишком много приходится провести времени в ванной — тёмные круги под глазами отказываются уходить, и Корнелия не может определиться с цветом губной помады. Она аккуратно, неторопливо раскладывает футляры по расстеленному полотенцу, пробует цвет на руке и останавливается на тёмно-вишнёвом.
Потом она проводит целый день в кашемировой водолазке и дутом жилете, с высоко собранным конским хвостом, на катке — ледяная крошка оседает на висках и носу, и льдинки тают, оставляя мокрые следы. Неуклюжие, неловкие девочки возрастной категории от семи до девяти лет пытаются повторять арабески, заклоны и дорожку шагов, пока болельщики, в виде бабушек и скучающих младших братьев-сестёр, выкрикивают поддерживающие лозунги. У Корнелии голова гудит от музыки, вибрации и сквернословия мамаш, и она вымещает злобу на воспитанницах. В раздевалке Корнелия отчитывает их последовательно, первую за второй и вторую за третьей, и половина остаётся в слезах, другая половина — не выдерживает и выбегает. Корнелия не жалеет их и не считает себя неправой; в конце концов, она не берёт учениц старше тринадцати осознанно. Когда дети ещё маленькие, гибкие и с ломкими косточками, психика их столь же гибка и подвластна внушению; Корнелия им ничего не внушает, говорит одну лишь правду. Те, которые доходят до конца, обладают железной, стальной мотивацией, выкованной из амбиций родителей или же собственных стеклянных грёз. Эти замки из хрусталя разобьются и поранят до мяса, но не Корнелии о том говорить. Коучам она оставляет визитку, обещая обсудить всех выступивших девочек на следующий день, по телефону, и решить, кто же получит заветную стипендию, сама же выходит со стадиона — со стороны служебного входа, избегая мамаш. На лестничной клетке Корнелия курит, и сигарета стирает помаду — ментоловые «Newport» заканчиваются. Телефон разрывается от входящих звонков — Корнелия так и не даёт ответ Кармен, и, облокачиваясь на железную перегородку, с которой ссыпется ржавая зелёная краска, вглядывается в Хитерфилд. Отсюда, с верхних этажей стадиона, виднеются песочные небоскрёбы, переходящие в районы жилых домов, мост через реку, море и даже линия начинающихся болот. Солнце заходит, здания окрашиваются в синий, в воздухе колеблется зеленоватый дым. Корнелия выдыхает дым, комкает пачку и торопится домой — но, паркуясь у дома, не решается войти назад.
Там её ждут двухэтажные апартаменты, холодные и пустые, записка от Питера, ярко-жёлтая, и Корнелии не спрятаться от неё. К подругам не зайти — у Хай Лин и Эрика семейный ужин, у Вилл и Мэтта — занятия с малышом, у Тарани — родительское собрание, у Ирмы — родители и брат с невестой. У всех у них, у бывших стражниц, семьи, у Корнелии — ничего.
Она решает прогуляться в парк, может, даже отправиться на пробежку.

Пробежка отменяется — сначала Корнелия выпивает стакан вина, а после меняет водолазу на свитер. До парка ей идти четверть часа, и она шагает сначала быстро, потом замедляется — и, уже среди высаженных в ряд орешников, бредёт совсем медленно. В голове у неё крутится тысяча мыслей, но ни за одну она не может ухватиться. Телефон остаётся дома — звонки Кармен выводят Корнелию из себя — и потому бредёт она в полумраке, сходя с дорожек, освещаемых фонарями, в кромешную мглу. Ей одиноко, Корнелия топит себя в этом одиночестве, и от того ей становится хорошо. Завтра тренировки с хореографией, в воскресенье — премьера фильма, то ли историческая драма, то ли комедия — Корнелии всё равно. Нужно будет написать Питеру смс и проверить, заберёт ли он смокинг из химчистки.
Но здесь нет ни Питера, ни билетов, ни обещаний — только деревья, земля и крошечный островок природы, а за забором, за прочной клеткой, кипит фальшивая жизнь, и неоновыми следами линий остаются воспоминания о пронёсшихся мимо машинах.
Корнелия стоит под дубом долго, с закрытыми глазами, и просто дышит. Она не ждёт — давно разучивается это делать — и просто молчит. А потом решает отправиться домой и заснуть — в этом вечере смысла чуть больше, чем в предыдущих. Гораздо больше, согласись она на открытие ресторана.

Корнелия выходит из парка, и заворачивает направо — светофор поломался. Ей нужно подождать у фонаря, и она различает мужскую фигуру — высокую, в длинном плаще. Корнелия его не боится, и сама не останавливается — только вжимает голову в плечи, смотрит в асфальт и быстро подходит, сохраняя дистанцию. А потом случается порыв ветра, и ударяет её по спине — ветер взметает её волосы, и прошлогодние листья, головы одуванчиков, и всё это проносится мимо неё и незнакомца. Корнелия оборачивается, просто посмотреть на цветы — но вместо того различает профиль, который тускло освещает масляный свет фонаря.
Корнелия, пожалуй, никогда этот профиль не забывает.
— Что ты здесь делаешь? — спрашивает она, и сама удивляется, как холодно, твёрдо и спокойно звучит её голос.
Какая холодная она сама.

Но всё-таки пройти мимо не может.

[indent] говорят у вселенной всегда есть план, но ни богам ли знать что не так это. не у вселенной план, он плетется аккуратно тремя сестрами-паучихами в пещере о которой мало кто из смертных слышал. рождение, жизнь, смерть - три элемента судьбы каждого. персефона была на сицилии рождена, в пещере, подальше от любопытных взоров богов. с афиной и артемидой росла, а позже цветы собирая в саду под внимательным взором матери и подруг ( сестер, нянек, стражей ) нимф. к смерти ей не суждено приблизиться.
[indent] чего не знаешь - о том не сожалеешь. принципом таким руководствовалась деметра ограждая дочь от мира окружающего. восхищающаяся обещанием данным артемидой при всем олимпе, мечтающая держать кору подле себя вечно, придумывающая причины ( иногда валидные, но чаще нет ) защищать дочь от всего и всех. но что в нить вплетено, вопреки всеобщему мнению, выплести невозможно. причины контроля строгого известны мало кому, но лучше всего самой деметре. в одну из темнейших летних ночей лахесис сказала «коре суждено стать королевой одного из миров и тебе этого не изменить как бы ты ни старалась». но кто богине плодородия говорит что у нее что-то не получится? и она сделала целью своей жизни защиту дочери от всего. ведь деметра знала что это означает: зевс, отец ее дочери ( ловелас, неспособный пройти мимо женщины как бы та не сопротивлялась ), посейдон, царь морей ( уже имеющий ч е т ы р е х жен ), и... аид, владыка царства мертвых ( самый нелюбимый ее брат, причина, как часто бывает с деметрой, никому, кроме нее, не известна ). крайне маловероятны все три варианта, но предсказания мойр не изменить. поэтому только избранные  пускаются во владения деметры. но среди них оказался нелюбимый брат...
[indent] кора понятия не имела зачем плутос остановился в их доме на несколько ночей, но ее это совершенно не волновало. у них гостил брат любимый! когда плутос приходил в доме менялась атмосфера, из воздуха пропадало напряжение, а каждый вечер они выезжали на конные, прогулки. поэтому своей обязанностью она считала каждое утро приносить ему букет цветов свежих полевых что собирала сама, не позволяя нимфам помогать ( что, в ее понимании, способ выражения всепоглощающей любви и заботы, удостаиваются этого немногие, а точнее - абсолютно все кого она знала ). этим утром она тоже собрала ему букет и ураганом, не замечающим вокруг ничего, ворвалась в гостиную. она обняла его со спины с такой силой что чуть не столкнула со стула, крепко поцеловала в щеку и сунула в руки букет. и только тогда заметила что он в комнате не один ( воспользовавшись отсутствием и доверием матери брат привел в дом гостя )
[indent] - ты же знаешь что матушке не нравится когда в дом приводят чужих, - прошептала она ему удивленно смотря на гостя и тут же решила что сжалится над братом, - но я никому не скажу, - вынимая маленькую ромашку, протягивала сидящему напротив мужчине, чтоб он не подумал, что хозяева в доме не гостеприимные. когда цветок встретил своего нового хозяина, кора без лишних слов развернулась и побежала к своим подругам в небольшую рощу за очень большим садом.
[indent]  [indent] больше она этого гостя не видела... до сегодняшнего дня.
[indent] чего персефона не знала, о том не сожалела. как не ведала она о предсказании мойр, так же понятия не имела о сделке недавно заключенной между отцом и дядей. и благословением было ее неведение. она не знала олимпа, не знала жизни за пределами рассказов нимф, не знала настоящей свободы. как птичка в золотой клетке, рожденная в неволе, небо видит только через окно и благодарна до края своего мира за то что ее выпускают полетать в комнате. ее клеткой был дом с большущим садом, конюшней и долиной за ними. по сицилии ей гулять разрешено только под присмотром матери ( если она не находила отговорки ) или брата ( только ему деметра могла доверять, но это продлится недолго ). она не была довольна, но была счастлива в окружении цветов и самых дорогих.
[indent] вот и этим утром, так же как и любым другим, она помогала цветам цвести и собирала те что были готовы отдаться ей в руки. гелиос ( один из немногих знавший о существовании коры ) только начал свой пусть по небу и одарил ее лучезарной улыбкой. легкий ветерок играл с цветами заплетенными в волосы богини, а сад заливал смех речных нимф перемешивающийся со сладким запахом цветов.
[indent] в дикой роще, за их полями, кора увидела один из самых прекрасных цветков, который еще никогда не встречала. хрупкая белая юбочка лепестков окружает желтую сердцевину из лепестков еще нежнее. кажется что даже здесь она чувствует его аромат. но запрещено ей ходить туда без сопровождения... но ей очень хочется этот цветок, он будто зовет ее. она оглядывается посмотреть на нимф и, кажется, все они увлечены слишком своими делами чтоб пришла идея о том что кора хочет сбежать от их присмотра. чем и воспользовалась она. а что может случиться плохого? она только за цветком. туда и обратно.
[indent] незамеченная кора ускользнула от нимф и, чем ближе подходит к маленькому хрупкому цветку, тем сильнее становится его тяжелый и пьянящий аромат. скользит пальцами по лепесткам она, стряхивая капельки росы с бархатной поверхности. он готов покинуть место своего обитания. сорвала цветок богиня, мысленно подмечая потом его засушить, и решила что в руках его понесет, а не положит в корзину. своим уловом удовлетворенная она направилась к подругам-опекуншам, когда земля задрожала.
[indent] вдали видно приближающуюся карету, запряженную четверкой вороных лошадей. персефона кинулась к дому бросив корзину с цветами, но не успела она сделать и нескольких шагов, как карета оказалась с ней рядом, и ее схватили. кора кулаками бьет в грудь того кто крепко прижимает ее к себе. она только успевает увидеть как нимфы все разом кинулись в ее сторону, но они не успеют, никогда не успеют, потому что земля разверзлась и лошади сиганули в пропасть.
[indent] в ужасе, поглощаемая тьмой, она уже не отбивается, а цепляется руками за одежды похитителя. кора боится что это со скоростью света мчится к своему концу, потому что по рассказам нимф под землей только царство мертвых и они направляются туда ( другого варианта не существует ). бездна холодна и безжалостна, а когда земля смыкается, их окружает только топот копыт и пыхтение лошадей, крики ее подруг остались там, под лучами солнца. слезы проступают на глаза и она не видит ничего в непроглядной тьме. в голове только эхом отдается фраза сказанная куда-то во тьму его тихим уверенным голосом.
[indent] когда карета останавливается, она толкает бога осмелившегося ее украсть, и сама падает на твердую пыльную землю. одна из лошадей недовольно пыхтит и топает копытом в опасной близости к богине. кора с опаской пятится по земле меча взгляд между скакунами и богом. и тут она узнает его.
[indent] тот самый бог с которым плутос пил амброзию в гостиной дома деметры. которому она дала белый цветок.
[indent] - пожалуйста... - она и не знает о чем молить его, - пожалуйста верни меня под солнце, - из дрожащих рук выпадает одинокий помятый цветок, который она сжимала в кулаке с того самого момент как сорвала.

marina kaye — homeless

[indent] музыка лилась сквозь приоткрытые окна, квартирки над одним из местных баров Нового Орлеана. заводная и до скрежета зубов веселая. именно с такой музыкой ты ассоциируешь Новый Орлеан. город в котором выросла. место, где каждая улочка, каждый кирпичик, пропитаны теплом родного места. пристанище ведьм, волков и вампиром, стало твоим нерушимым домом, в которое всегда хотелось возвращаться. сияние бус на шее, красочные наряды, условные ритуалы и пышные праздники. вотчина джаза, место, где не существует невозможного. твою семью выгоняли отсюда сотни раз, но вы каждый раз возвращались с алыми флагами, под оттиском войны, крови и смерти. отец шептал: "ты, моя дорогая, принцесса Нового Орлеана, и он всегда будет твоим домом."

[indent] не было и мига с того самого вечера, смерти отца, чтобы ты не мечтала вновь услышать из его уст эти слова: "моя принцесса". плевать на регалии, не важна власть или пустые чины, важно лишь то тепло, с которой он признавался тебе в безусловной любви. тот надлом, на который его обрекло твое рождение. а теперь, что же осталось от всего этого здесь и сейчас? лежа на кровати с заправленными свежими простынями, ты вдыхала ароматы цветов, благовоний, бурбона и сигар, что просачивались сквозь окно с улицу, и понимала — у тебя больше нет дома. место где ты оказалась, должно отторгнуть чужеземку, вытеснить обратно, тебе ведь здесь совсем не место. как бы ты не хотела, как бы сердце не твердило об обратном. даже уговоры дяди о том, что ты должна раскрыть свою тайну, что родители имеют право знать о тебе, не проливают бальзам на израненную от порезов душу.

[indent] на потолке восемьдесят шесть деревянных балок. ты пересчитываешь их уже в сотый раз. счет стал своего рода медитацией, безмолвность новой тантрой. все размышления о том, что же тебе делать, как поступить и как быть, перечеркивает одна прописная истина: ты понятия не имеешь как вернуться обратно. не имеешь ни малейшего понятия как оказалась тут. почему? зачем? была готова умереть вместе с Лэндоном, кануть в небытие схлопывающегося Маливора. по крайней мере, так бы вы были сейчас вместе. шагнули бы в Лимбо. туда, где вас ждал лодочник. один раз ты уже была там, и попросила передать послание семье, чтобы не ждали скоро. теперь же, запуталась в сомнениях, а может стоило сдаться и уйти к ним? сесть в ту самую лодку и оставить позади все мирское. это ведь так просто — сдаться. ты бы не стала трибридом, Лэндон был бы жив, а тебе не пришлось бы сейчас бороться с фрустрацией. а тем временем, на потолке восемьдесят шесть деревянных балок.

[indent] из дымки самобичевания, тебя болезненно вырвал стук в дверь. кажется третий. первые два ты даже не смогла расслышать сквозь пелену собственных мыслей. повернув голову в сторону, надеялась что непрошенный гость уйдет. но четвертый стук, более нетерпеливый, дал понять, что кто бы ни был за той жалкой деревяшкой, он так просто не сдастся. неторопливо сползая с кровати, подошвой ботинок пола касаясь, лицо в ладони прячешь, от переносицы вдоль скул проводишь, морок грусти смахивая в то самое окно. пальцами железную цепочку из пазов выпуская, щелчок замка и поворот ручки. дверь распахнув, на пороге дядю созерцаешь во всей, присущей только ему одному красе. очередной костюм от брионы. прекрасная тройка, скроенная по индивидуальному заказу. запонки на открахмаленных рубашках и мыски ботинок, начищенных до блеска. еще чуть-чуть, и заприметивших эту обув вампиров, никакое кольцо не спасет. — обычно, когда не открывают после второго стука, это означает что никого нет дома, либо тебя не хотят видеть. — отступив в глубь квартиры, жестом руки приглашаешь Майклсона войти.

[indent] на краткий миг, лица дяди касается снисходительная ухмылка. он словно по всем своим базам прогоняет фамильные черты, и напротив имени — Клаус, ставит метафорическую галочку. педантично перешагнув порог, Элайджа по привычке выпускает пуговицу из нижней петли пиджака. что означает высшую форму неформальности беседы, с которой он пришел. — если решил снова рассказать мне как важна семья, и что я обязана всем все рассказать, то зря пришел. — закрывая дверь за дядюшкой, ты проследовала вглубь комнаты и присев на подоконник, кинула взор на нескончаемую веселую толпу туристов. они кружились в потоке нирваны и эйфории. всюду мелькали разноцветные перья и бусы. музыканты то тут там, умело перебирали пальцами по своим инструментам. — ты же сам бросил семью и укатил куда глаза глядят, ведь так? — откинувшись затылком на раму, ты даже не удостоила Элайджу зрительным вниманием.

[indent] — мама всегда говорила, что дядя Элайджа всюду следует за папой... что он, словно моральный компас. единственный, что способен направить его на истинный путь, и не позволить заблудиться во мраке нескончаемой паранойи и жестокости . . . — наконец-то, усладив взор пестрыми красками, ты можешь себе позволить уличить минутку для дядюшки. ваши глаза встречаются где-то на середине комнаты, и ты вновь видишь человека, что позволил твоей матери умереть. которого ты так долго не могла простить и изо всех сил старалась не ненавидеть. он отнял так много, не дав ничего взамен. и лишь со временем ты поняла, что сама такая. это очередная фамильная черта, в твоем букете блядских качеств. — видимо, она слишком убедительно врала, а я была чересчур мала, дабы распознать эту ложь. — опустив ноги на пол с подоконника, ты скрестила пальцы в замок пред собой. — ты ведь вернулся в Орлеан не за тем, чтобы задвигать пафосные речи за семейные узы, верно? — как много тебе хотелось ему рассказать, как много поведать. о его победах, ошибках, фатальных надломах, после которых уже никто не будет прежним. он ничего не знал, не ведал.

[indent] сверля взглядом Элайджу, ты пыталась понять мотив сего визита. истинный мотив. не всю ту мишуру, что любили напускать Майклсоны. а уж в эпатаже своих речей, вы все были мастаками. хлебом не корми дай речь толкнуть. дядюшка конечно в этом был одним из лучших словоблудов. мог одним предложением поставить на место самого короля, да попутно трахнуть королеву. — так зачем ты вернулся, Элайджа? что такого важного происходит в городе, что не может обойтись без твоего присутствия? — встав с теплого дерева, ты шагнула навстречу к дядюшке. тому единственному во всем этом мире прошлого, кто знал кто ты на самом деле такая. и все же обидно, что даже с такой важной казалось информацией, таким знанием, по сути своей, он ведал лишь об одном мизерном проценте всего важного. грядущего, того ужасного, что попытается разрушить "always and forever".