GREEK MYTHOLOGY
Jacob Elordi
Cerberus unk
чудовищный пес, страж подземного мира
Отношения с вашим персонажем
Чудовище, порождение Тифона и Ехидны, трёхголовый пес, охраняющий выход из царства мёртвых и не позволяющий теням умерших возвращаться в мир живых, а живым посещать мёртвых - это то, что известно про тебя всему миру. Но мало кто знает твою вторую человеческую ипостась, даже я не сразу разглядел, что ты разумней, чем кажешься на первый взгляд. Мы не сразу нашли с тобой общий язык, на это ушло немало времени, но оно того стоило, не так ли? Сегодня, положа руку на сердце, я могу с уверенностью сказать: в подземном мире нет существа, вернее тебя.
Послесловие
Пожелания стандартные: не бери персонажа на два дня, не пропадай без предупреждения, и, разумеется, играй. На цепи держать не буду, сверхъестественной активности не требую, сам периодически торможу все мы взрослые люди со своим ритмом жизни, вобщем, все обсуждаемо, занятие в современном мире можешь выбрать на свой вкус, внешность при желание тоже можно сменить (для богов/чудовищ количество внешностей неограниченно, главное чтоб не повторялись в рамках одного пантеона), связаться со мной можно через гостевую или ЛС, тг вышлю по запросу. Приходи, мы с Персефоной тебя усыновим)
Он так и не встречается с Персефоной лицом к лицу ни в этот день, ни на следующий. От одной только мысли снова увидеть ее слезы или, еще хуже, страх и отвращение в ее глазах, снова услышать ее голос, полный презрения и ненависти, внутри все обрывается. И он не может... Он просто не может себя заставить. Может это и трусость, но Аид не смеет больше к ней приближаться.
Вместо этого он уступает ей свои покои, это всего лишь комнаты, одни из многих в этом замке, там нет ничего такого ради чего стоило бы возвращаться. Вместо этого он отправляет к ней нимф, чтобы они служили и угождали ей, исполняя любое, — ну, в пределах разумного, — ее желание, и жадно слушает их ежевечерние доклады. Из их рассказов он узнает, что Персефона не позволяет никому к себе приблизиться, ничего не хочет, не ест и не пьет, кричит на нимф, бьет посуду и выращивает какое-то невиданное растение прямо в его спальне. Аид знает, что ей плохо здесь, в его мире, но не видит способа это изменить.
Впервые в жизни он не знает, что делать.
И он ничего не предпринимает. Ему тоже плохо, и теперь он делает то, что никогда себе раньше не позволял — ничего. Он откровенно пренебрегает своими обязанностями правителя, он даже не появляется в залах суда и не судит бесчисленные души умерших, — и, пожалуй, это и к лучшему, после его приговоров в тот, первый день, когда он по дурости попытался отвлечься привычным делом, даже подземные бледнели, а мертвые просились куда угодно, хоть сразу в Тартар, лишь бы не попадаться ему на глаза, — он срывается на тех, кто имеет глупость сунуться к нему с какой-нибудь просьбой, а потом, когда ему становится совсем тошно, достает отложенный было в сторону после войны шлем-хтоний и, скрывшись от чужих глаз, невидимым бесцельно бродит по самым темным закоулкам подземного мира. Аид и сам не знает, что именно он хочет там найти. Наверное, выход из сложившегося положения. Но никакого выхода нет, и винить в этом некого, кроме самого себя.
Он знает, что заслужил и ненависть, и презрение Персефоны. Вот только он не знает, как теперь с этим жить.
На берегу Стикса он оказывается точно так же, как и в любом другом уголке своего мира в те дни — совершенно случайно. Невидимый, Аид лежит в высокой траве, смотрит на низкие темные своды, заменяющие здесь небеса и машинально крутит в пальцах измятый стебелек асфоделя, а его сок горчит на языке, но не приносит ни забвения, ни облегчения. Забвение и облегчение — это для смертных, а не для таких как он.
Он даже не сразу замечает, что он теперь здесь не один. Персефона проходит мимо всего в нескольких шагах от него, спускается к реке и, опустив в воду ноги, замирает неповижно. И Аид замирает, глядя на нее во все глаза. Она изменилась. Это уже не та девочка, что, теперь уже кажется целую вечность назад смеялась, собирая с подружками-нимфами цветы на зеленом углу. Не та, что цеплялась за его плечи, когда увлекаемая квадригой колесница рухнула в темноту. Не та, что плакала и вырывалась из его рук в полумраке спальни. Подземный мир уже изменил ее, сделал похожей на мраморную статую — такую же холодную, неподвижную и безжизненную. Хотя нет, конечно, это сделал с ней не его мир. Это сделал с ней он сам.
По спине пробегает холодок, а в следующий миг раздается громкий всплеск и воздух наполняется смрадом. Аид молниеносно вскакивает на ноги. Раздумывать, откуда здесь взялась эта тварь и как она посмела забраться в священные воды, которыми клянутся бессмертные, времени нет. Чудовище нападает, играючи сминает слабые побеги, выращенные Персефоной, одна из пастей кидается на девушку. И мир послушно прогибается под его волей, пропускает, и он рывком выхватывает девушку из под удара. Защититься сам он уже не успевает: зубы твари впиваются в плечо. А в следующий миг воздух сгущается под пальцами, и в руке — привычная тяжесть двузубца. Аид бьет наугад, и тварь разжимает зубы, но прочие ее головы уже повсюду, нападают со всех сторон. Гидра слепа, ей не нужно видеть противника, так что невидимостью ее не обмануть. Она чует его, чует запах его крови и вновь пытается вонзить в него зубы. Аид отшвыривает ее назад в реку сильным ударом, но гидра снова поднимается, и тогда он взывает к самому миру, и мир отзывается, наполняет его своей силой, и вода вскипает под его рукой, заключает чудовище в огромную сферу... А потом раздается грохот, и сфера взрывается изнутри, разлетается мелкими осколками, а вместе с ней разлетается на мелкие кусочки и заключенное в нее чудовище...
Полуоглушенный, Аид с трудом поднимается на ноги, нетвердо ступает. Каждый шаг дается со все большим трудом; колени подгибаются, а перед глазами все плывет. Яд гидры смешивается с его кровью, бежит по жилам, забирает силы. До берега он кое-как добирается и бессильно опускается на землю, и только встретившись взглядом с Персефоной запоздало понимает, что потерял свой шлем в бою. Пару секунд он просто смотрит на нее, потом протягивает ей свое оружие рукоятью вперед.
— Держи. Если хочешь убить — бей в горло или в сердце. И поторопись, долго действие яда этой твари не продлится. Второго такого шанса у тебя не будет.
Смотреть в лицо своей судьбе невыносимо. Аид отводит взгляд, прикрывает глаза и просто ждет. Он не знает, что решит Персефона, но точно знает одно — он примет любое ее решение. Только у нее одной есть право его судить.
;
Все детали обсудим вместе, если не знакома с Клубом романтики и "Песнью о красном Ниле", то я подробно всё расскажу, а также покажу, если потребуется. Ни в чём не ограничиваю в трактовке биографии/характера богини, но мне бы хотелось, что бы Сехмет была отдельным от Бастет персонажем, впрочем, ваш персонаж - ваши правила, главное - заинтересованность в игре и во взаимодействии с моим персонажем. 
[/float] десяток облегающих маек и любимая кожаная куртка, что прошла с ним воду, огонь и медные трубы. он проводит по кремнию зажигалки, прикуривая пятую сигарету за вечер. сидит в своей старенькой камаро далеко за городом, и винит себя за все грехи. Билли избивает очередного сверстника с улыбкой на лице. он не слышит криков вокруг себя, пока ему не прилетает по голове. он падает, разбивает в кровь затылок об асфальт, и начинает смеяться как чокнутый. окружающие считают его безумным, боятся его косого взгляда и приступов гнева.
[/float]Билли ощущает его дыхание на своей коже. его щеку обжигает затрещина. он ненавидит отца всей душой и телом. перед его глазами, словно в черно—белом кино мелькают картинки. мать пытается заступиться за сына и тут же получает удар по лицу. маленький Билли сидит с мамой в ванной, и смотрит как та промакивает перекисью лоскуток бинта. наблюдает как она аккуратно прикасается к ссадинам и кровоподтекам. как смывает кровь со своих золотых локонов. мама успокаивает Билли и просит не плакать. сердце сына разбивается на сотни маленьких осколков.
[/float]презирает все что его окружает и первостепенно отца, что разлучил его с мамой. никто не знает что творится на душе у этого парня. никто никогда даже и не пытался понять. ему больно, больно каждый гребанный день. эту боль он выплескивает в агрессию. Билли постоянно в центре внимания своих одноклассников. там он царь и господин. никто не перечит ему, никто не смеет. если он пропадет на целую ночь, никто и не заметит. Билли компенсирует абьюз своего отца, херя свою жизнь по полной. он не позволяет никому с собой сблизиться. не дает и шанса, забраться к себе под кожу.
[/float]у Билли нет будущего. он не поступит в университет. не наденет дорогой костюм. не создаст семью с кучей детишек и домом в спальном районе с белым забором. возможно Билли присоединится к клубу 27 в итоге, сунув дуло пистолета себе в глотку. безысходность его верный спутник. у него нет никакого будущего. Билли продолжает заполнять свою жизнь бессмысленными вечеринками, одноразовыми связями и алкоголем. единственное место где его достаточно боятся, чтобы он чувствовал себя королем положения. он все ближе к точке невозврата. он это знает, и все равно не рвет по тормозам.
