between
Сообщений 1 страница 5 из 5
Поделиться228.04.25 18:28:29
fc jackson wang
the great wizard [ великий обманщик, 30 ]
кембридж
[ страж дома покрова, человек* ]
БЕЗУМНЫЙ СВЕХ ВЕЛИКОГО ОБМАНЩИКА РАСКАЛЫВАЛ СТЕНЫ ПАРФЕНОНА
МНЕ ОТКРЫЛАСЬ ИСТИНА! ЦЕНА ЕЁ ВСЕГО ЛИШЬ МОЙ КОНЕЦ
при жизни Он носил иное имя: ни обманщик, ни волшебник — Иное; |
БЕЗУМЕЦ? ПУСКАЙ. В ИСТОРИИ ИСТИНУ ГЛАСИТЬ БУДУТ МОЮ
С УСМЕШКОЮ ОН ПОКЛОНИЛСЯ СВОИМ УБИЙЦАМ. КИНЖАЛ УБИЛ ТЕЛО, НО НЕ ДУХ
человек*
[инкарнация? переселение душ? аватар?]
является частью человека, который существовал давным-давно. чувствуя приближающийся конец, с помощью определенных сил он обманул смерть, разделив свою душу на несколько частей, и поместив их в нерожденных детей, в которых впоследствии переродился, сохранив свою память, благодаря чему смог повторять сей процесс множество раз во все времена. не обладатель эйдетической памяти, поэтому каждую прожитую жизнь вдоль и поперек: самые первые инкарнации не вспомнит, но изначальную жизнь помнит всегда во всех частях души.в каждой его части преобладают разные стороны изначальной личности, например: один более самовлюблен, когда второй помешан изучением всего и вся, а последний душа компании; но всех объединяет одно — это осознание, что они являются одним человеком. они чувствуют друг друга на уровне инстинктов. если захотят, могут читать мысли друг друга.
иногда случаются исключения, когда одна часть не связана с другими, и не помнит ни цикла перерождения, ни то, кем оно является на самом деле. эти исключения являются критическими, и, чаще всего, они приводили к поглощению других частей и пробуждению изначальной личности.
[indent]
ИСКЛЮЧЕНИЕ: он родился в самой обыкновенной английской семье, где есть мама, папа, брат, сестра и старая кошка. только он был немного необыкновенный. это проявлялось в том, как быстро он всему учился. к пяти годам он знал всю программу средней школы, к девяти ему позволили ее закончить, а к тринадцати он ставил в тупик всех профессоров, чтобы к семнадцати начать самому им преподавать.
мир обычных людей ему был абсолютно понятен, потому быстро стал скучным. нечто всегда ему подсказывало, что их мир не так прост, что есть вторая сторона истины. обладая гениальным умом, он всегда тянулся к мистическому. верил в существование мифических созданий и правдивость рассказов, в которых те упоминались. для других его увлеченность в потустороннее казалось странным, оно не вписывалось в образ юного дарования и ученого с докторской степенью, а он не пытался заставить их уверовать в свою правду.
в одиночестве он искал ответы на свои вопросы и нашел их, столкнувшись с магической аномалией, с которой вскоре прибыли разбираться дом покрова, а он за ними увязался, и там там оказался.
дополнительно: заявка в пару, но я предлагаю играть не всякий романтик с зажиманием во всех углах (такое будет, но не на первом плане), а историю, где все события будут крутиться вокруг этого персонажа. в самом начале он пока живет свою жизнь, в которую совсем недавно появилась мистика с магическими сбоями и представителями различных рас, и все это он маниакально изучает. осознание, что он является частью одного человека, к нему придет в процессе вместе со столкновениями с другими частями. хочешь, напишем на них заявки, или сделаем из них нпс-ов. а чем все это закончится, давай решать вместе: либо он поглотит остальные части, и волшебник/обманщик пробудится, либо он от всех и вся сепарируется, и сотрет волшебника/обманщика так, как будто его никогда не существовало. короче, есть что играть, ты только приходи. есть вопросы, спрашивай. что-то непонятно, постараюсь разжевать.
[indent] пожалуйста, не меняйте внешность.
[indent] фанфакт: он следит за своим питанием и здоровьем, благодаря чему у него очень вкусная кровушка, и северус, будучи вампиром, в лютом кайфе от его запаха, а ради глоточка крови, что угодно сделает.
Поделиться302.05.25 08:33:57
fc max irons
markus carter [ маркус картер, 32-37 ]
san francisco [ born in greece ]
[ the incarnation of poseidon, the god of the sea, power and violent carnal desires // осознанная хтонь с прокаченными скиллами // « flowers in the attic » vibe, mr red flag, контрол фрик и просто мразота // эмоциональный инвалид, 0% эмпатии, 1% what if i let them live just for fun, 99% зачем людям питьевая вода, когда есть морская // владелец огромного эго, мощного бизнеса и конкретных бед с башкой // everybody wants to be his enemy ]
[indent] там, где дуют ветра в темноте, в желудке у бога рождается смерть; в нижнем небе он хоронит отца, засыпая ему в черный прожорливый рот вулканический пепел, красную землю и гальку, и медные стены тартара по ровному краю навеки огибает мрак в три кольца. он получил свою власть от титанов, нашептал на китовой крови царственную судьбу, выковал из железа мурен, что будут всегда сторожить его сон, выстрогал из хитина новое имя, посвятил себя в бронзу и серебро – не имеет значения, сколько столетий еще он проживёт, дети белой глины вновь и вновь вырезают себе из гипса новое лицо. что-то должно в этом быть – в почитании, в слепом обожании, в попытках подчинить себе то, что никогда не преклонит колен. в первобытном ужасе, оставленном поцелуем волны на измятых ударом губах. в подаяниях, брошенных сырыми на расколотый бурей алтарь – не предназначенные ему одному, не нужные бессмертному даром, со временем они превратятся лишь в соль и песок. но что-то ведь должно в этом быть – среди берцовых костей и вырванных коренных, среди раздробленных штормом фаланг, пересчитанных валом ребер, вынутых из-под ракушек спины позвонков. мачты сгибаются от пощечин ветров, серая пена приносит на холке войну; море подаёт ему их с устричным соком и осетринным филе, вымывая на берег вместе с трупами осьминогов и щепкой, оставшейся от кормы кораблей. и, рассекая золоченые сети, поддевая трезубцем тела, сравнивая их со студенистым взглядом выпотрошенных рыб – он не видит в человечьих глазах ничего. но – что-то должно в этом быть – в пиетете, с которым они приравняли божеств к трофеям, украденным с молотка, в страсти, с которой она превращают реликвии и пыль, в хаосе, свернувшемся змеем вокруг его ног ( подталкивающем его ответить ударом на новый удар ). что-то должно в этом быть – в том, как они заглядывают водовороту в рот, как пытаются разглядеть то, что можно увидеть лишь сквозь разлом в морском дне – плавая из ночи в ночь вниз лицом. мертвецы, он пропускает мольбы мимо ушей и больше не ждёт ни поклонов, ни жертв :: прилив нашепчет им поутру о бледнооком сне, что неизбежно грядёт, пучина проглотит руины песчаных домов, и в этих краях не останется никого, кто вышел бы на берег с мечом. и – всё же – волны стекаются за угольный горизонт, иссушая себя, трясется земля, и харибда выплевывает на сушу меловой венец. посреди огненных бурь соль превращается в кровь, зияет рваная рана на месте алтарного камня, а вместо океана дракон хоронит рыбьи кости и лошадиные черепа; рыжие дюны говорят ртами срубленных с плеч голов, вода вновь горит, и змеиные щупальца боли тянутся сквозь зеркала. в век, когда гибель богов уже не инфоповод, а море выпито до краёв – пустыня приводит своего жнеца на закате ;; |
[indent]
алярм! если вы берете заявку, то подтверждаете, что вам давно 18 и уже нет никаких стоп-слов, максимальный tw!
abuse, rape, suicidal thoughts, unhealthy obsession, slaughterесли кратко :: мой перс - медуза, мой муж - ифрит ( джинн ), и у нас будет махач на троих ( мордобой будет и не один раз; п.с. нам так невтерпеж с вами поиграть, что мы чуть-чуть прописали маркуса как нпс в текущем эпе, где уже бьём его в литсо, но после вашего прибытия можем этот момент обыграть иначе, вы главное не бойтесь и простите нам эту слабость ); касаемо всех отношений, текущей юридической ситуации мейв-маркуса-халида и в целом про бизнес расскажем подробнее в привате ( хэдов у нас много, но всё можно обсудить );
как-то очень подробно знать греческую мифологию не нужно, достаточно почитать вики; что нужно - так это быть готовым к тому, что божка мы с мужем будем топить всеми возможными способами, как и он_вы нас, так что проблем у нас может быть очень и очень много; никаких « в нём есть доброе начало, просто его таким воспитали, но любовь его изменит » - горбатого исправит могила, бешеного пса вылечит пуля, а этому отморозку не поможет ни смерть, ни тартар, ни тем более сопли о том, что он заслужил хороший исход;
еще важное! будьте котеком в реале и мразью в постах, умейте в шуточки и адекватный диалог, не бойтесь своих демонов и готовьтесь чатиться в тг ( чем чаще, тем лучше );
свой постик обязательно занесите мне в личку, чтобы было понимание - сойдёмся мы по стилю и вайбу или нет; а я уже начинаю молиться всему пантеону, чтоб ты пришел, обжился и остался здесь
Поделиться405.05.25 19:03:52
fc seo changbin
jooyeon [ джуен, ?? ]
across the world
[ механик и декоратор magpie circus, раса — ?? ]
[indent] Он — земной, и все морские ужасы, в которых Тэин больше не любимое дитя воды, а жертва, камнем опускающаяся на зыбкое дно, разжимают хватку. Но даже если нет, Джуену легко держать чье-то отчаяние без отвращения. Это потому что он без подвоха добрый. * Первое, что Тэин слышит от Джуена — веселый присвист, второе: — Так вот где живет местный принц! Тэин от раздражения и внезапно расцветшей антипатии дергает щекой и молча скрывается в своем небольшом, но действительно комфортабельном доме на колесах. Третье: — Будешь моим ассистентом? Тем вечером на стоянке, где они сталкиваются с другой труппой, тоже отправляющейся в межсезонье, гремит праздник. Пахнет дымом и жареным мясом, от циркачей — вином и чем покрепче. Тэин тоже немного пьяный, но встает с раскладного стула и идет к деревянной мишени. — Ашиль не сказал, что ты метатель ножей, — замечает он вполголоса. — Я и не он, — улыбается Джуен. — Я механик. — Какого тогда черта? — Не переживай, я бы не вызвался состязаться, если бы не был в себе уверен. Это неубедительно. Джуен добавляет: — Мне нет никакого резона просто так гробить сына своего шефа. К тому же такого хорошенького. Джуен остается у разметки (просто начерченной каблуком ботинка линии), взвешивает в ладони первый нож. Тэин с непонятной тоской думает, что это нелепый способ умереть, и прижимается спиной к доске, разводит руки в стороны. Толпа улюлюкает. Правило для ассистентов всегда одно — не шевелиться. Сталь прорезает воздух и кровь бьется в жилах сильнее, удар резонирует в костях. Краем глаза Тэин видит черную рукоятку рядом со своим лицом и осторожно выдыхает через рот. Каждый резкий, чистый удар — пять подряд — в дерево будит в нем безумный восторг, и от ужаса пальцы ног поджимаются в кроссовках. Потом Джуен подходит, чтобы узнать, как он, касается ладонью между лопаток — такой горячей, будто сразу к коже, минуя чуть влажную от пота ткань шелковой рубашки. — Ты впечатлен? Пойдешь со мной на свидание? Тэин ощущает дрожь внизу живота и в коленях, но голос звучит ровно: — Старайся лучше. * Что-то в Джуене ускользает от понимания. В моменты, когда кажется, что никто не смотрит, он выглядит безучастным, топнет в трясине тоскливых мыслей, и Тэин хочет знать, что за гладкий, до сих пор чувствительный шрам он на себе носит. Когда он спрашивает напрямую, уголок губ Джуена спазматически дергается, и они зависают в ненадежном, неустойчивом молчании.
|
Поделиться5Сегодня 13:54:19
fc dmitry chebotarev
ciaran [ киран, 130 ]
неблагой двор | ла
[ полуэльф, личный телохранитель меня (возможно), любовь всей жизни (точно) ]
[indent] Детство его было соткано из теней и редких лучей солнца — тех, что пробивались сквозь высокие окна, когда Эстель, наследный принц с волосами цвета льющегося мёда, тащил его за руку в запретные сады. Они росли меж колючек роз: один — будущий король, другой — его отражение в ржавом зеркале. Первая влюблённость? Да. Невинная, как удар ножом между рёбер. Почти. Отец Эстеля выдворил Кирана из мира фейри с изяществом палача. «Возвращайся, когда научишься прятать клыки». Восемьдесят лет — срок смешной для эльфа, вечность — для полукровки. Человеческий мир принял его, как принимает болото — падаль. Он торговал кулаками, предательством, тихими убийствами в переулках, где даже звёзды боялись светить. Иногда нарушал законы фейри. Чаще — законы приличия. Выживание — грязный танец, а он разучил все па. Теперь Эстель — король. Жених. Мишень. Киран вернулся, когда слухи о заговоре достигли даже людских трущоб. Он явился не спасать — наблюдать. Нет. Лжёт сам себе. Явился, чтобы в последний раз вдохнуть запах дождей в эльфийских садах, увидеть, как тот мальчик с медовыми волосами примеряет корону… и свадебный наряд. «Мы этого не допустим», — шепчет ему ярость, старая, как шрам на запястье, оставленный зубами Эстеля в шестнадцать лет. Они стоят теперь лицом к лицу: король в шелках и солдат грязи. Эстель — поэзия нежности, хрупкий, как иней на стекле. Киран — проза, вырезанная ножом на столе таверны. Он не верит в честь. Верит в клинки под плащом, в хитрость, в то, что любовь — это не стихи, а рана, которая не затягивается. Эстель спрашивает его о ненависти и Киран искренне думает, как сильно ненавидит его. Как голод ненавидит хлеб. Между ними — восемь десятилетий молчания, предательство отца, несыгранная свадьба. И тайна, которую оба носят, как пулю в груди: ни один не забыл. Ни один не простил. Они — история о том, как свет пытается обжечь тьму, а тьма — поглотить свет. Потому что не зря легенды фейри говорят о том, что эльфы влюбляются только раз. И пока смерть не избавит их. Это история про большую любовь и трепет. Они такие разные, но любят друг друга до дрожи и обязательно будут вместе. |
Одеяло съеживается под его пальцами в жалкий комок, как брошенный флаг перемирия. Синеватый отсвет экрана лижет пальцы — цифровой трупный свет, холоднее лунного. Большой палец скользит по чатам, будто по шрамам: вчерашний смех, позавчерашние «Я тебя люблю», позапозавчерашние «В четыре заберу сына из школы». Прокрутка вниз, в самый ад лифта — туда, где прячется контакт без аватарки.
Саурон. Ангбад Технолоджи.
Название пахнет дешёвым виски и подростковым бунтом. Возможно, он придумал его в такси, зажав между коленями ноутбук с наклейкой «Я не гуглю трупы»; дурацкая шутка. Главным в тот момент были цифры — десять ржавых гвоздей, вбитых в крышку гроба под названием «брак». Ноль уведомлений. Ноль надежд. Он ждёт секунду-две-три.
Возможно, он выдумал и его самого. Пиксели мерцают с равнодушием пустого шприца.
— Ты не спишь, — голос Кэрол разрезает темноту острее стерильного скальпеля.
Он откладывает телефон в бездну тумбочки, где уже гниют в ежедневнике планы на завтра. Поворот головы — и в ноздри ударяет её шампунь. Клубника-шампанское. Когда-то этот запах напоминал свадебный кортеж. Теперь — дезинфекцию в морге.
— Не мог уснуть. Работа, милая.
От запаха лжи собственных слов ему тошно, в точности, как и от её духов. Три сотни баксов за удушающий воздух. Восемнадцать лет жизни за то, что теперь кариозным зубом разваливается, оставляя лишь горечь на языке. Они давно больше не муж и жена — два скелета, аккуратно сложенные в постели по ночам. Её спина, отвернувшаяся, мелко подрагивающая перед сном; его рука, застывшая в пяти сантиметрах от её плеча; тихий хруст распадающихся позвонков любви.
— Мне завтра в Нью-Йорк, — всё, на что он способен, целуя воздух у её виска. — Надо закрыть проекты.
Ведь теперь это называется так.
***
— Мы не изобрели очередной ультратонкий гроб из стекла и титана, — улыбка — капелька сахарного сиропа, но голос трескается, как лак на крышке старого гроба, — Стартап? Мы копались в мусорных баках за печеньки с предсказаниями. Теперь мы хороним конкурентов. С благословения инвесторов, разумеется.
Сотый взгляд в сторону первого ряда. Он всё ещё там, тот самый: волосы цвета расплавленной меди, глаза — чистый янтарь. Он сидит в первом ряду так, словно весь лекторий — его барная стойка, а он единственный из зала заказал тут правду вместо коктейля. И от этого не отблеска, даже пожара, у Кэла застревают в горле все дифирамбы в сторону последнего обновления.
В учебниках по ораторскому мастерству, которые он скупал в своё время тоннами, нашлось как минимум одно важное упущение. Демосфен не писал, что делать, когда ладони внезапно холодеют от взгляда мальчишки. Трейси не упоминал, как скрыть дрожь в голосе, если кто-то в первом ряду дышит не в такт твоему монологу — глубже, наглее, практически с вызовом.
Журналистка из Daily News — духи «дешёвый жасмин и амбиции» — почти что прижавшая его к стене вчера после ланча, сказала, что гении многогранны. Что талантливый человек талантлив во всём — это же не может быть мифом.
Ему едва хватило извилин выдать для неё какую-то шутку про алгоритмы и холодные руки. Он не соврал, конечно же нет. Его пальцы разучились разгадывать шифры кожи; брак с Кэрол давно превратился в игру в шарады с завязанными глазами. В такие моменты ему начинает казаться, что он не талантлив ни в чём.
Восемнадцать лет назад лаборатория MIT пахла для них озоном и потом. Кэрол носила футболки с уравнениями Шрёдингера на груди. Он верил, что соберёт машину, которая перепишет законы гравитации — не физической, а той, что пригвождает сыновей к следам отцовских сапог.
Но пока из его лучших изобретений — ложь, что почти не режет язык.
Тридцать четыре способа ответить на признание в любви, отдавая в ответ только лишь пустоту. Ему бы в политику с таким даром — забалтывать даже мёртвых. По-инерции, говорит, как живёт, пока вспышкой мигрени рыжий призрак не перемещается из первого ряда к дверям.
— Практиканты… да, Джейс, блестящая идея. — голос автомата по продаже кофе и тот человечнее.
Кто-то спрашивает о конференции в Берлине. Кто-то — о слиянии с китайской корпорацией. Он кивает, чувствуя, как рыжина въедается в сетчатку, грозя затопить приступом острой боли. Осколки чужих фраз звенят в голове стеклом, пропущенным через лезвия мясорубки.
Возможно, если бы он умер прямо здесь и сейчас, его тело ещё минут десять могло бы отвечать на вопросы.
— Прошу меня простить.
Улыбка застывает на лице профессиональным, почти что актёрским гримом. Он надевает её, как костюм: на работе и дома, когда Кэрол в звенящей тишине переставляет тарелки с таким лицом, словно расставляет границы их с Кэлом Вселенной.
Она точно будет не в восторге от вечеринки. Танцующие тела — сосуд для гордыни. Он слышал эту фразу так часто, что она вполне могла бы в какой-то момент стать его личным девизом. Танцевать — это совсем не то, что угодно Богу.
Он открывает последнюю дверь в правом крыле, пахнущую хлоркой и чужой паникой, почти что на ощупь. Врезается в неё напоследок плечом, будто пробивая последний слой реальности. Красные всполохи под веками пульсируют в такт неоновой вывеске «Выход»: пьяный стробоскоп, отпечатавшийся на сетчатке.
Его нестройная мысль сбивается вместе с дыханием: волосы цвета короткого замыкания, взгляд, как пробой изоляции. За четыре шага к стройному ряду раковин он успевает услышать, как трещит лак на его образцовом фасаде. Зато голову неожиданно отпускает, словно всё, что и нужно было — сбежать от толпы, спрятаться в кафельной клетке с четырьмя зеркалами на три грустных кабинки.
Шум воды заглушает голоса снаружи. Кэл улыбается, и в улыбке его что-то щёлкает, как замок сейфа с простым и знакомым кодом. Его не так тяжело разгадать.
— Спорим, я разберу твой смартфон за восемь секунд?