когда ты думаешь о страшном, страшное думает о тебе.
замечает как твое бархатное красное сердечко пытается просочиться через ребра.
красное на белом. вот, все штанишки выпачканы. мальчик уронил мороженое на шортики. и пеннивайз восторженно дрожит предвкушением под языком. там, где две синих венки сплетаются в змеиное жало.
как жаль, оооооооо как же жаль, билли, малыш, что это не ты.
еще один труп.
в городе без новостей эта новость самая громкая. хлопает как пакет с поп корном.
ХЛОП ХЛОП ХЛОП.
их большие напуганные глаза с паучьими прожилками. это не остановить — ведь кошмар имеет свойство повторяться. возвращаться.
снова.
и когда билли падает с велосипеда, лоснящийся невидимый язык окольцовывает его сладкое колено.
пеннивайз закатывает белесые глаза и заходится таким наслаждением, что планеты взрываются в его невидимом космосе.
БАМ
БАМ
БАМ
твоя боль, малыш, это мой завтрак, обед и ужин.
я схвачу тебя. я заточу тебя. я стисну до хруста.
я проникну в тебя. я стану тобой. я заменю тебе все сухожилия и артерии.
твои тонкие молодые вены будут течь мной.
течь во мне.
мы будем...
ЕДИНЫМ.
СНОВА.
СНОВА.
оно встречает билли в жаркий полдень июля. и небо сразу же набухает грозовой тучей. и детишки тревожно оборачиваются на ту сторону улицы, словно всматриваясь во что-то или кого-то. и каждый родитель в эту минуту думает о чем угодно, только не о своих малышах. это его тайна и его сила — делать так, чтобы они забывали. но билли не забывает. билли его маленькая рыбка, а крючок так плотно засел в губу, что дернешь чуть сильнее и кровь зальет весь ворот. все горло и кадык. такой славный гладкий маленький кадык. как кость от яблока. хочется вырвать его и зажать между зубов. носить на шее как украшение.
оно, больше похожее на какого-то там соседского парня в белой выглаженной рубашке и брюках с иголочки, держит подмышкой пару газет. тянет очки с носа и смотрит. смотрит так, как никто никогда не смотрел на билли денбро и уже не будет. а туча все наползает, ровно как и волнение — червивое зловонное земляное. оно наполняет рот билли и пеннивайз улыбается своим тем, другим, почти симпатичным лицом.
— привет, малыш.
и билли знает, что нужно уносить ноги.
но ноги его — две стотонные балки вбитые в асфальт.
пеннивайз тянет носом его запах и закусывает губу, с трудом сдерживая свинячье восторженное подвизгивание.
эта их кожа. ровная. гладкая. тонкая у запястий и плотная на спине. эта их кожа...
как же она хороша.
— а не подскажешь, как пройти на уичет стрит. я вот тут газеты разношу.
и оно вздрагивает и демонстрирует билли те самые газеты с вырезками о пропавших детях и ликует и тянет его за крючок и трясется весь внутри от предвкушения.
— проводишь, будешь хорошим мальчиком?
и билли видит, как блестят его желтые глаза.
как туча нависает над ними и лопается и льется свежей кровью.
и плечи их становятся красными и пряными от железистого привкуса.
и оно тянет руку. цепляет его за запястье и сжимает длинные пальцы, нависая сверху.
— ну будь хорошим мальчиком, билли. таким, как ты бы всегда
был...