Это какое-то вынужденное смирение, осязаемое, ощутимое покалыванием на кончиках пальцев. Мне кажется, что я могу верить только в чудо, даже толком и не зная, насколько оно мне нужно в этот момент. Я хочу вернуться на свой корабль, попытаться помочь им, отказываясь верить в очевидный исход того, что я видела лично.
— Внимание, опасность отказа системы жизнеобеспечения через одну минуту пятьдесят секунд, — компьютер продолжает вести обратный отчет, а я слабо усмехаясь, отмечая про себя, что мне стоило остаться на борту, не покидать его на шаттле. Если исход один, какой был смысл во всем этом?.. Ответ я знала, просто не могла смириться, сидеть сложа руки, мне нужно было хотя бы попытаться что-то предпринять.
Я чувствую что-то странное, хмурюсь и все же открываю глаза, дабы осмотреться. Дышать становится сложнее, но меня поглощает вспышка света, и я почти наверняка знаю, что именно это было, но не успеваю подумать о том, кто мог бы меня спасти. Потом. Кажется, я дождалась свое чудо, потому что никак иначе я не могу назвать телепортацию за пару минут до того, как могла бы умереть на борту шаттла, падающего на луну.
Секунды кажутся мне вечностью. Время довольно странная штука, но к его особенностям довольно быстро привыкаешь. Я знала на что шла, когда поступала в Академию, а затем и присоединилась к экипажу корабля, на котором прослужила годы. И мне казалось, что формально и чисто теоретически я готова к любой ситуации, в которой могу оказаться. Не к любой, поняла это в тот момент, когда транпортация была закончена, а на меня смотрела пара таких родных глаз. Это был отец, но я точно помнила, как он умер, мне не приснилось, это случилось взаправду. Но и сейчас он смотрел на меня вполне себе живой, а еще... Слишком молодой. Не было тех до боли знакомых морщинок, пролегавших в уголках глаз.
Я бы сказала, что шока мне уже хватит, но я отрываю взгляд от отца, который задает мне какие-то вопросы, а я не могу даже сосредоточиться на его словах, в ушах пульсирует кровь. Но свое имя я слышу отчетливо, и его произносит еще один до боли знакомый голос, от которого внутри все переворачивается.
— Дядя Джим, — вырывается как-то само собой, я его так звала только в детстве, когда попала на борт Энтерпрайза, пришлось стать взрослой девочкой, которая обращается к капитану подобающим образом, а вольности позволяет себе только во время беседы за чашечкой кофе или партией в покер. Помню, как папу это изрядно злило, мне же было лестно, хотя я и знала, что экипаж мне часто поддавался первое время. Мое обращение вызывает только еще больше вопросов, я кожей чувствую, как все на меня смотрят, а я ничего не понимаю.
Они слишком молодые. Что-то не так.
Дальше мой взгляд застывает на Споке, я хочу что-то сказать, но не знаю, что. Я же говорила с ним буквально пол часа назад, только вот... Этому должно быть логическое объяснение, просто обязано. И мой мозг находит подходящий ответ: либо галлюцинация, либо кто-то забрался мне в голову, чтобы добыть нужную им информацию. Только вот они несколько просчитались с образами, хотя стоит признать, что если бы не оплошность с возрастом и тем, что мой отец мертв — я бы была готова поверить в реальность происходящего.
Если тому, кто за этим стоит, что-то от меня нужно, то я не могу доверять никому. Адреналин в крови играет мне на руку, позволяя перестать ощущать боль, делающую мое тело неподъемным и неповоротливым. Я решаю воспользоваться секундным замешательством, вырываюсь из хватки отца или кем бы он там не был, соскакиваю с койки и подаюсь вперед, выхватывая фазер у офицера службы безопасности, который стоял совсем близко к койке.
— Нет! Не трогайте меня. Что вам от меня нужно? — я пячусь назад, прижимаясь спиной к стене, спотыкаюсь, но сохраняю равновесие. Фазер держу перед собой, сжимая его обеими руками так сильно, что белеют костяшки пальцев. Ноги дрожат, а дышать мне все еще трудно. Черт, должно быть дело было все же не только в нехватке кислорода в шаттле. Вдохи порывистые, рваные.
— Черт возьми, — ругается мой отец точно также, как я и помню. Кошусь на него взглядом, он смотрит на меня ошарашенно, мне кажется, что даже с подозрением. Подходить ближе не пытается, пока что, — Заберите у нее кто-нибудь фазер! — звучит для меня почти как угроза, хотя если задуматься, то они не предпринимали ничего агрессивного по отношению ко мне. Но думать рационально сейчас не про меня. Я даже с опозданием понимаю, что не до конца знаю, как поступить. Отлично, у меня есть фазер, а дальше что делать? Молодец, Джо. Надо было сначала думать, а потом делать. У них явное численное преимущество, а я все еще ни черта не понимаю, что тут происходит. Мне хочется, дабы кто-то объяснил простым языком, но это никогда так не работает.
Моя попытка собственного спасения похожа больше на последний отчаянный рывок. Я с трудом стою на ногах, что говорить о моей способности защищаться. Я напугана, меня окружают знакомые и родным мне люди, только я не могу доверять им, потому что не верю, что это на самом деле они. Неправильно, вывернуто, вычурно противоестественно. Ощущение, словно я оказалась в какой-то извращенной ловушке собственного разума.
